Среди
одесских художников, участвовавших в пленэре,
который организовала галерея «Елисаветград»,
заметно выделялся Анатолий Кравченко. Большой,
колоритный, он привлек всех без исключения
журналистов. С ним хотели пообщаться,
сфотографироваться, посмотреть его работы и его
в процессе работы. От него веяло спокойствием и
мудростью.
Справка
«УЦ». Анатолий Григорьевич Кравченко
родился 13 марта 1956 года в селе Гринивци
Житомирской области. 1971–1975 – прошел обучение в
Одесском государственном художественном
училище им. Грекова. С 1983-го по 1984 год учился в
Ленинградском институте им. Репина. С 1985-го по 1991-й
– в Украинском полиграфическом институте им.
Федорова. Член Национального союза художников
Украины с 1992?г. Работает в технике акварели,
живописи, монументальной живописи, книжной
графики. С 1979 года участвует в областных,
республиканских и всесоюзных выставках, а с 1986
года – в международных. Заслуженный художник
Украины.
Говорил мастер спокойно, размеренно. Жаль, что
для общения с ним было не так много времени, как
хотелось. Но все-таки получился портрет –
акварельный, как его полотна.
– Анатолий Григорьевич, вы наверняка не раз были
в Седневе.
– Конечно, был. И сейчас туда возят, но не так
просто попасть – слишком большая очередь. Когда-то
это была одна из лучших всесоюзных творческих
баз, а сейчас – украинская. Можно поехать за
деньги, но не всегда есть такая возможность,
редко найдешь свободные художественные деньги.
– Можно ли сравнить Седнев и Светловодск?
– Светловодский пленэр – это нечто другое, но не
хуже Седнева. Расскажу такую историю. У нас
сложились очень хорошие отношения с турецкими
художниками. Мы ездили на пленэры к ним, и надо
было чем-то ответить. Мы даже принимали в Одессе
сто турецких художников. Их сторона финансовые
расходы брала на себя, и, насколько я знаю, страна
вложила в эту творческую поездку сто тысяч
долларов.
Как-то мы повезли великолепного мастера из
Турции в Седнев. Киевские художники говорили ему,
что это «украинский Барбизон». А он мне говорит:
«Толя, я только что приехал из Барбизона, и мне
есть с чем сравнивать. Седнев – это прекрасные,
энергетически наполненные места, где бывали
выдающиеся художники. Но здесь нет менеджмента,
нет галерей, что есть в Барбизоне. Там художник
может реализовать свое творчество посредством
выставки и даже продажи работ. Когда это будет в
Седневе, никакая Франция не сравнится».
У нас много прекрасных, живописных мест.
Иностранцы с удовольствием к нам едут. Мы в
Одессе принимали и немцев, и итальянцев. Они
оставляют дома свое материальное благополучие и
едут к нам, открывают для себя Украину. Вот так я
здесь открыл для себя Кировоградщину.
– Вы в наших краях впервые, но, насколько я знаю,
здесь ваша историческая родина.
– Мой дедушка, Назар Назарович Кравченко,
родился и жил в Малой Виске. Приехал в Одессу,
нашел одесситку, мою бабушку Настю, своего тестя,
моего прадеда. Женился, окончил школу военных
летчиков и летал. Авиация дореволюционной
Российской империи начиналась с Одессы. Первые
самолеты, первые полеты, первый завод, первая
военная школа летчиков. После рождения моего
отца, после 1925 года, его начали преследовать, и он
был вынужден уехать в Россию, где его вроде бы
временно оставили в покое. В 37-м году и дедушку, и
бабушку расстреляли. Оставшаяся семья, в том
числе мой отец, который был самым маленьким,
вернулась в Украину. И, как писал Шевченко,
«розлізлися межи людьми, мов мишенята»…
Мой папа всю войну прошел сыном полка. Был в плену.
Когда колонну пленных вели, какой-то солдат
вытолкнул его из строя, сказал, что он ребенок и
его не тронут. Так он спасся.
Мы с женой сейчас составляем родовую книгу. Когда-то
это не было принято, а сейчас испытываешь в этом
необходимость. Нужно возвращаться к корням. У
моей Гали не менее трагическая судьба рода. Ее
отец – из семьи богатых церковнослужителей. Папа
в войну учился в училище бутафоров при
ленинградской киностудии. Они там изготовляли
бомбы-обманки. А мама ее с Черниговщины. Дедушка
был простой крестьянин, его в двадцатые годы
раскулачили и отправили в лагеря. Во время войны
он был в штрафбате. Искупил кровью, прошел войну,
даже был награжден орденами. Два года его не
трогали, а потом опять забрали. В шестидесятых
годах его реабилитировали, и он доживал век с
нами в Одессе.
Все детство я бегал в летном шлеме деда. Сначала
его носил мой старший брат, потом я. Сейчас он
находится в одесском музее авиации.
– Как вы стали художником?
– Я рос и воспитывался у дедушки по маминой линии
с Житомирщины. Над кроватью у меня висела картина,
на которой изображена девушка, провожающая
казака на войну. Ее нарисовал мой дядя Коля,
который был врачом по специальности, бандуристом
и художником-любителем. Она мне очень нравилась,
я ее много раз копировал. Наверное, это и
подтолкнуло к тому, чтоб стать художником.
– Что вам больше по душе – акварель, масло?
– В поездках больше нравится акварель. Для меня
это материал настроения. Знаете, как есть проза и
поэзия. Акварель – поэзия. Техника более
подвижная, воздушная, ситуативная. Проще
передавать какие-то нюансы.
– У вас такая колоритная внешность. Откуда такой
образ – борода, длинные волосы, шляпа?
– Борода у меня давно. Я ее отпустил, как только
отслужил в армии. Экономия времени, больше ничего.
Время, которое уходило бы на бритье, я тратил на
то, чтобы утром сбегать к морю, написать этюд. Что
касается волос, то после армии я стригся налысо, а
бороду носил. А потом перестал стричься. Наверное,
природная лень.
– Пообещайте, что вы снова к нам приедете и мы
вместе съездим в Малую Виску.
– С удовольствием. Может, там еще живут люди,
которые помнят моего деда. |