Ольга
Полевина
Юрий Любович: Хобби - это сама жизнь…
Человеческая
память - как одиночные яркие вспышки на фоне
мрака, а совсем не ровный пласт. Только обведя
линией вспыхнувшие точки, можно восстановить ход
событий, и ни о какой хронологии нет и речи…
Я забыла многие вещи в моей жизни, но
день, когда впервые увидела Юрия Любовича - помню.
Впрочем, запомнить было несложно: это
был день моего первого вступительного экзамена в
музыкальное училище. Мне было 15 лет. Мимо меня по
коридору прошел высокий человек с бородой, и я
подумала: "Лев идет". А он и был похож на льва
- и повадками, и зычным голосом, и шевелюрой…
Но не ждите романтического
продолжения - его не было. Вот так четыре года,
пока я училась там, завуч Любович шел мне
навстречу по училищным коридорам и смотрел
сквозь меня. А я, считавшая этого льва
кровожадным и свирепым, радовалась, что у
пианистов нет хора и, следовательно, наши пути
никогда не пересекутся…
Один раз чуть не пересеклись: на
последнем курсе я иногда позволяла себе проспать
"военное дело" и "народное творчество",
и всех нас, прогульщиков, вызвали в кабинет
директора для "проработки", но почему-то
головомойку делал завуч. Он метал молнии и ругал
нас, словно Зевс-громовержец, утверждая, что
прогулами мы наносим непоправимый ущерб бюджету
страны, которая оплачивает наше обучение, и
грозился выгнать или, на худой конец, снять
стипендии. Я не поверила, ухмыльнулась, и он
обернулся ко мне. Глаза у него были веселые! И
совсем не кровожадные. Он делал вид, что ругает
нас, а мы - что раскаиваемся…
А потом прошло лет десять, прежде чем
мы снова встретились.
… Мы въезжали в село с косогора. Внизу
показались домики и река. А сзади стеной стоял
лес.
- Вот та зеленая крыша - это дом
Любовича! - сказала моя родственница, к которой мы
всей компанией ехали на дачу.
Любовича?! Кем угодно я могла
представить себе Любовича, которого привыкла
видеть в хвостатом фраке перед хором или в
шикарных костюмах, но не дачником!
- Да, у него там дом. И надо видеть, какая
там красота!
Я почувствовала, что попала в другое
измерение. Вокруг царил покой. Река лениво
струилась, луга с травами по колено раскинулись
широко и привольно. Дубовый лес - как храм. Где-то
в вышине заливались птицы, и я показалась себе
странно маленькой среди этих деревьев.
И среди этой красоты - умирающее село. Я
прошла вдоль берега мимо маленьких хаток. Многие
были пустыми. У одной сохранились стены и крыша,
но окон и дверей давно не было. Огород спускался к
самой речке, из густой травы осторожно
выглядывала рассохшаяся крышка погреба. Колодец
высох, вода даже не блеснула, когда я наклонилась
над ним… А ведь не так давно в этом доме жили
люди!..
Чем дальше к краю села - тем древнее
развалины. Я шла смотреть заросли сирени. Среди
кустов то тут, то там видны были остатки глиняных
стен - сирень росла возле дома и разрослась, когда
его не стало… А дальше начинался лес.
Я остановилась, пытаясь проглотить ком
в горле. Помните, у Киплинга, когда Маугли обидели
жители деревни, и он "напустил на них
джунгли"? Дикие кабаны вытоптали посевы, и люди
ушли. И остатки селения потонули в буйной
растительности…
А кто "напустил джунгли" на это
благодатное место? Какая красота - и какое
запустение…
Когда я вернулась, стол перед домиком
был уже накрыт, и тут на дороге показался Любович,
веселый, загорелый, с ветром в волосах, в какой-то
цветастой рубахе типа гавайской. Он поздоровался
со всеми и зацепился взглядом за мое лицо.
Ага, вспомнил, значит, ту нахальную
девчонку-прогульщицу.
- Пошли ко мне, - сказал он просто. И вся
наша компания потянулась за ним. На экскурсию.
Дом, такой же, как и другие здесь.
Только крыша блестела свежей зеленой краской
("Какая была, такой и покрасил", - ответил он
на мой удивленный взгляд). Только вокруг дома
веранда гораздо наряднее самого дома. Дорожки
выложены, вокруг цветы - клематисы вьются, клумбы
пылают огнем. С первого взгляда - ботанический
сад.
- А где же обязательная картошка? -
спросила я.
- А там, - кивнул он куда-то за дом. И мы
пошли в огород.
Там росло все. Грядки был ровненькие и
чистые. "По шнурку садили", - сказал он.
Вдали стояли несколько уликов…
Словом, не дача, а "пирожное".
Во второй наш приезд мы застали его
собирающим клубнику. Небольшой пятачок за домом
был совершенно красным от ягод. Два полных ведра
стояли в стороне, а большой таз, в котором стирают
белье, был полон только наполовину.
Я всплеснула руками: никогда еще не
видела столько ягод на грядке. Ступить было
некуда - собирали ягоды с краю, постепенно
освобождая дорогу.
После я долго не могла смотреть на
клубнику…
- Откуда взялось это увлечение? -
спросила я его. - Ведь вы же выросли в городе, к
земле не приближались?
Он смеется:
- Сначала была охота. Когда я жил в
Хабаровске, охотился на уток, на бекасов. Там на
огород без ружья не выходят: вдруг пролетит стая!
- Постойте, какой Хабаровск? Как вы туда
попали?
Он щурит насмешливые глаза.
- Романтика! Дядя-геолог сманил.
Природа там, говорит… Ну, я и поехал после
окончания училища работать. Девять лет прожил на
Дальнем Востоке.
Одновременно учась в Одесской
консерватории… Представляете расстояния,
которые преодолевал студент-заочник каждую
сессию?
- Словом, тогда вашим хобби была охота?
- И хор. Заметь, этому "хобби" я
никогда не изменял… Потом, когда приехал сюда,
тоже охотились. Всех своих друзей приучил
охотиться. Зайцев стреляли…
Это сельцо становится оживленным,
когда начинается сезон охоты. Осенью сюда
съезжаются люди с ружьями - бить уток.
- Сейчас охотитесь? Ведь это место для
охоты - лучше не придумаешь.
- Нет. Давно забросил. Что-то отвратило -
раз и навсегда. Ружья стоят, даже не вспоминаю.
- А дача? А земля?
- Долгое время был равнодушен, хотя жил
в частном доме. А увлечение началось внезапно:
побывал у друга на даче и загорелся. Дача в
обычном понимании - это что?
- Огород. Каторга.
- А мне захотелось сделать рай, откуда
не хочется уезжать… Нет, огород - это здорово. Не
представляешь, как радовался первому
выращенному мной огурцу!.. Помидоры вырастали -
пять штук, и ведро полное. А лук был, как
выразилась одна моя знакомая, "до неприличия
большой"…
- И картошка?
- И картошка. Привезли мне редкий сорт -
всего три картофелины. Так я его тут развел -
некуда девать было! Соседям раздавал.
Соседи - это баба Ганна. Мне стало
смешно: у этого "городского" дирижера
картошка уродила лучше, чем у коренных жителей!
- Рыбалкой не увлекались? Тут рыбные
места! Даже я поймала пару карасиков.
- Никогда. Это не для меня - неподвижно
сидеть и ждать.
Это точно. Он - человек действия. Если
что-то задумал - идет к цели, все сметая на своем
пути, и всегда добивается успеха. Дотошный.
Всегда пытается докопаться до сути. Когда
началась дачная эпопея - скупил всю литературу,
какая попадалась. И, самое важное, всю
досконально изучил. Технология - большое дело.
Клубнику сама видела. О луке и помидорах
рассказывали очевидцы.
- Над детективным романом засыпал. А о
посадке чеснока мог читать до утра. Заставлял
себя ложиться спать - ведь впереди был рабочий
день.
Говорят, охота пуще неволи. Воистину
так…
Как раньше охотой на зайцев, так теперь
тягой к земле заразил всех друзей. В маленьком
лесном селе купили дома многие его знакомые,
благо дома там продавались за бесценок.
Но ведь это безумие - так далеко от
города, дорога ужасная, бензин дорог! Люди
стараются найти кусок земли как можно ближе,
садить как можно больше, и зачем еще занимать
столько места под розарий? Бурячки не в пример
лучше…
Ох, нет. Если бы он построил
трехэтажный дом с колонами на трех сотках, как
это делали в те годы многие, я бы равнодушно
отвернулась. Но он ринулся в это безмолвие, в эту
тишь, в этот простор. Значит, не только философ -
еще и поэт. Не за "бурячками" ехал сюда - за
красотой.
…В моей повести "Черное озеро"
весь пейзаж, колорит списан с этого места. Оно
того заслуживает!..
- А дача в черте города? Ведь с нее
началось?
- Да, сначала была дача. Когда загорелся
дачей - купил в дачном кооперативе участок с
домом. Там много лет жили люди, топили углем, а
шлак выбрасывали под порог. Когда начал раскопки
- чего только не находил! И портфели, и спинки
железных кроватей, и еще столько разного хлама!
Диву даешься, что это были за люди! На полметра
снял слой возле дома, завез хорошей земли, и надо
было видеть, какие розы там выросли! До самой
крыши. Дом отремонтировал, достроил веранду…
- Сами строили?
- Конечно сам! Иногда друзья помогали.
Видела фотографию. Любович в старой куртке, в
смешной шапке, в сапогах и с лопатой на фоне дома.
Озорной, веселый, счастливый. И такой же красивый,
как и во фраке.
- А альпийские горки? Доходили слухи,
что "сад камней" на даче у Любовича - какое-то
там по счету чудо света.
- Увидел я как-то возле гостиницы
"Турист" камень, похожий на медведя. Там
стройка была. Еле выпросил! Восемь человек
перетаскивали! А потом еще книга попалась об
альпинариях. Вот тогда загорелся! С Черемоша
валуны возил, из Крыма камни. Выбирал особенные.
Возле Бовтышки есть карьер - вот оттуда много
привез. А между камней посадить что-то нужно. На
лугах травы искали, пересаживал полевые цветы.
- С ума сойти! Вот уж не подумала бы!
- А полевые - самые красивые! Вот,
смотри, - он клацнул мышью компьютера, и на экране
возникла фотография - букет полевых цветов.
- Здорово! - восхитилась я не сколько
цветам, сколько умелой композиции.
- Да вот этот букет - на подоконнике!
В вазе стоял засушенный букет, даже
сохранили свой голубой цвет лепестки…
Он хитро усмехнулся:
- Я их лаком вскрыл…
Он выписывал со всех концов страны
семена. Клематисы, разные сорта роз,
можжевельник, пять видов елей. Развел целый
ботанический сад.
А потом, поехав в Бовтышку за камнями,
случайно заехал в соседнее сельцо. И попал под
обаяние здешней природы…
Так появился этот дом. Возле него вырос
гараж. Деревенские жители сбегались смотреть,
как ловко обрабатывает свою землю мотоблоком
этот "городской"…
Каждый цветок знал по имени-отчеству,
каждую травку. Видела фотографию собирающего в
лесу подснежники Любовича… Да полно, неужели это
тот самый человек, который так грозно отчитывал
нас в кабинете директора? Тот, который во фраке
стоял перед хором? Непостижимо…
Юрий Любович - натура щедрая. Если
открыл что-то для себя - спешит поделиться со
всеми, пусть даже насильно! Говорят, на веревках в
рай не тащат. Еще как тащат! Используется весь
диктаторский потенциал его натуры - попробуй не
послушайся!
Весь хор на три дня привез в ту
благодать! Как?! Чтобы они не увидели тех
благословенных мест? Немедленно в поля и леса!
Как-то в отделе искусств областной
библиотеки я видела потрясающую фотографию -
Юрий Любович, веселый, во фраке на фоне
запряженной телеги с сеном на пронзительно
зеленом лугу. Хор - в своих нарядных длинных
платьях на берегу реки в траве по колено… Я сразу
догадалась, где это они. В иронии, юморе ему не
откажешь!
- Почему расстались с дачей? Ведь это
была страсть?
Он пожал плечами:
- Концертный поездки начались - и все
припадали на весну и осень, самый разгар дачного
сезона…
Это правда. Когда хор собирался в
Финляндию, я еще подумала: а как же дача? За
репетициями ведь некогда…
Это - одна причина. Но есть и другая, о
которой он не говорит.
Какой владелец дач не испытал на себе
той волны дачного вандализма, прокатившегося по
всей стране? Кто мог сказать, что его дачу обошли
стороной? У кого-то вырвали двери, у кого-то
унесли забор…
В том райском уголке, который он с
такой любовью создал, спилили верхушки голубых
елей, тех самых, которые растут не более
нескольких сантиметров в год. Двадцать пять лет
росли - и на тебе, кому-то понадобилась елка…
Выкопали все редкие растения, которые были
доставлены издалека и с такой любовью посажены…
Разбили стекла на веранде и изгадили стены -
просто так, с какой-то первобытной радостью -
слишком уж тут было красиво!
- Что самое страшное в человеке? -
спрашиваю я его.
Он улыбается:
- Зависть. Она порождает все остальные
пороки…
У него счастливый характер: ни о чем не
жалеет. Сначала - шок, но потом - как отрезало.
Только вперед, не вспоминать прошлое. Признак
силы? Наверное.
- … Хобби? - удивился он, когда я
спросила его об увлечениях. - Я ничего не
коллекционирую, не собираю ни марок, ни чего
другого. Разве что людей…
- А не надо так узко судить! Хобби - это
страсть.
- У меня вся жизнь - как хобби! - смеется
он. - Теперь у меня хобби - фотография. Жаль, что в
"дачные времена" этого не было - вот где были
пейзажи!
Увлечений у него много. Едва появились
компьютеры - он уже овладел им.
Школьники овладевают ими, словно
родились с "мышкой" в руке, люди среднего
возраста - кто как. Многим дается с трудом. Люди
старшего поколения - почти никогда не пользуются
ими.
Он легко разобрался во всем этом. И
сразу же возникла идея - поскольку теперь есть
техника, можно выпускать печатный орган, который
отражал бы музыкальную жизнь нашего города, и не
только его. Рецензии на концерты, музыкальная
критика, которой у нас практически нет -
музыканты не пишут в газеты, а журналисты часто
не могут дать точную оценку происходящему,
отписываются банальными информационными или
того хуже - незаслуженно хвалебными заметками…
- Напишешь вступительную статью? -
загорелся он тогда этой идеей.
Первый номер "Контрапункта"
действительно вышел - уникальный. История
музыкального училища со дня основания - благо
Юрий Любович - один из первых выпускников…
Во всех его увлечениях присутствует
одно - просветительство, будь то создание
Елисаветградской хоровой академии, детского
муниципального хора, конкурсов "Золотой
Орфей", попытки проведения цикла телепередач,
посвященных музыке. Зная сам, стремиться отдать
знания, касается ли это прочитанной книги,
технологии посадки лука или хорового исполнения
мотетов Баха…
Любович - это целая эпоха в истории
Кировограда. 24 года ( вдумайтесь в эту цифру!) был
директором музыкального училища. 28 лет -
создатель и бессменный руководитель хора,
который принес Кировограду известность как в
Украине, так и за рубежом. ( Кировоград - а где это?
- спросили его в Финляндии на международном
конкурсе, - Между Киевом и Одессой, - смеется он).
- Ты только посмотри - какая красота!
Он сидит за компьютером и щелкает
мышью. На дисплее возникают давно знакомые мне
старинные кировоградские домики.
- Ты знаешь, где это?
Знаю. Этот дворец - здание облсуда, этот
теремок - дом-музей Осьмеркина, этот фрагмент
окна - да я сто раз проходила мимо и не обращала
внимания! Ох, неправда - обращала, мимоходом. Но
здесь и сейчас мне преподали урок любви к родному
городу.
- Наш город - у него ведь такие традиции!
Ага. Значит - Любович-краевед.
Любович-фотограф. Таким я его еще не знала.
А фотографии чудесные! Оригинальные!
Найдет же такой ракурс, что с детства знакомый
пейзаж покажется откровением.
- А вот, смотри: как ставили колону с
ангелом. Полная хронология работ. Ни у кого нет - у
меня есть: а ведь это уже история!
Быстро мелькают кадры. Сначала -
основание памятника, потом со сказочной
быстротой растет колона и, наконец, завершение. А
ведь и правда - история! И кому еще такое придет в
голову?
Я привыкла к пренебрежительным
отзывам о Кировограде самих кировоградцев. И
"дыра", и "медвежий угол". Если кому
удается - деру дает в столицу. И счастливы, что
покинули нас с вами. Противно. А сейчас передо
мной сидит человек, который - только пожелай -
нашел бы себе место где угодно, и с огнем в глазах
рассказывает мне, коренной кировоградке, как
чудесен, как замечателен наш город, какая у него
славная история, какой был здесь уровень
культуры. И доказывает: на экране мелькают
программки концертов, газетные вырезки
столетней давности…
Любить свой город можно на словах и - на
деле. Любить на деле - значит, делать все, что
можешь, для родного города. Он может: дотягивать
теперешний Кировоград до уровня того,
давнишнего. Цитирую Ю. Дикого, профессора
Одесской музыкальной академии:
" Явления, которые происходят сейчас
в Украине и, в частности, в Кировограде - а это
фестиваль Нейгауза, дни Шимановского, хоровые
праздники, которых в таком количестве и такого
качества не имеет больше ни один город в нашей
стране, дают надежду, что высокое музыкальное
искусство не исчезнет под давлением массовой
культуры…" Цитирую потому, что ко всему этому
в значительной мере приложил руку Юрий Любович…
… Однажды, еще студенткой, мы шли с
друзьями по улице Ленина. В открытые окна училища
вырывалось пение. Оно заполняло всю улицу. Я
невольно остановилась.
- Что это?
- Это репетирует хор Любовича.
Тогда я его еще не слышала. Но этот
случай - помню.
Господи, ну что такое хор? Хоров тогда
было великое множество. В одних я сама пела,
другим аккомпанировала. Даже несколько лет у
меня был собственный хор, и мы довольно успешно
выступали. Я по горло сыта была хорами, где
сопрано и альты соревновались, кто кого забьет
громкостью. Однажды, готовясь к очередному
конкурсу, мы - хорместер и я - рискнули в нашем
хоре Дома пионеров взять произведение без
сопровождения, высший пилотаж. Это была песня из
"Орлеанской девы" П. Чайковского, в
инструментальном варианте - французская песенка
из его же "Детского альбома." Как тяжело было
научить наших малышей! Из пятидесяти мы оставили
половину, которые чисто интонировали, тогда
получилось. И вот - прием программы директором
(филолог) и завучем (математик). Две песни - с
сопровождением, и, наконец, наша гордость -
Чайковский!
Сановные дамы неодобрительно
переглянулись, и директриса сказала фразу, из-за
которой я и привожу этот случай:
- И где вы откопали этого замогильного
Чайковского?!
Потом, помолчав: - Почему так мало
детей? Поют тихо. И третью песню Ольга только
даром сидит за пианино!
И тут я начинаю смеяться. Потом этот
смех мне дорого обошелся…
Зачем пишу об этом? Вот какие были
зачастую требования к хору: много народу, громко,
уверенно. Пусть фальшиво - ерунда. Лишь бы - масса!
А если еще танцевальный ансамбль пустить впереди
- вообще отлично!
Потому я прошла мимо "хора
Любовича", даже не пытаясь тогда его услышать.
Я потом, позже услышала. И это явление не имело
ничего общего со всей массой "хоров"… Это
был хор в высшем его значении, где человеческий
голос - как инструмент. Как краски для художника.
Как мрамор для скульптора. Когда человеческий
голос может быть всем: ветром, колокольным
звоном, гитарным перебором, органом. Одиноким
тоскующим человеческим голосом среди шорохов
ночи…
Он делает скупой взмах кистью - и из
ничего возникает звук. Одно дыхание - на всех. И
звук уходит в никуда. И зал молчит и слушает
тишину, а потом взрывается аплодисментами.
В репертуаре уважающего себя хора есть
произведения и с сопровождением, и без. В хоре
Любовича - все без сопровождения. Как объяснить
не музыкантам? Это - самое сложное, самое высокое
мастерство. Хор не поет "песни" в привычном
всем значении. Его произведения - это картины,
звукопись, сравнимые с полотнами мастеров
живописи…
Творчество - лестница в небо. Чем выше
поднимаешься - тем яснее видишь, что она
бесконечна…
Он постоянно повышает планку. И всегда
- дотягивается. И всегда - побеждает. На какой бы
конкурс не поехал хор - всегда победа. Всегда
овации.
Что это - воля, профессионализм,
интеллект? Умение выкладываться и умение
заставить работать других? Психология
победителя? Талант?
Все вместе. Ему уже не за кем гнаться,
нечего добиваться. Все достигнуто. Каких только
регалий нет! И при всем этом - ни тени чванливости,
зазнайства. Значит - истинно. Только ничтожества
и карьеристы, достигнув чего-то, становятся
важными и высокомерными…
Он может сидеть до рассвета за
компьютером, как и было при создании диска "Из
чаши бытия", посвященного Нейгаузу. И так - не
один месяц. Его увлеченность, работоспособность -
потрясающи.
- Смотри, здесь все собрано о Нейгаузе! Автографы,
афиши, программы. Выступления! Воспоминания
учеников. Ты послушай, ты такого никогда не
услышишь: Нейгауз играет Шопена!
Он для меня - без возраста. При всем
жизненном опыте он сохранил юношескую
способность срываться с места и мчаться, если
появляется новая идея. Не стоять за ценой, если
что-то задумал. Не считать усилий, если чего-то
нужно добиться. Загораться - новой книгой, новой
мыслью. Новым произведением. Идти вперед - и
тащить за собой всех, кто встречается на пути.
И это - когда люди много моложе его
часто заняты только своим самочувствием…
Мелочи говорят о многом. Иногда
предательская случайная фраза способна
разрушить идеальный образ, старательно
возводимый. И - наоборот. Люблю собирать мелочи:
взгляд, мимику, вырвавшееся слово. Поступок. Верю
им больше, чем трескучим фразам и прочувственным
речам.
Он выходит на сцену, и я пытаюсь
представить, что он тоже волнуется, как и мы все.
Не могу. Он выходит так же свободно и естественно,
как в комнату. Только комната битком набита
людьми - так, ерунда, тысяча или две… Такой он
всегда - в классе, за директорским столом, на
улице, на даче. На сцене…
- Какие еще у меня хобби? А многолетнее
директорство в музыкальном училище не может
считаться хобби? - хитро спрашивает он. Но я
неумолима:
- Нет. Рассказывайте дальше! Чем еще
увлекаетесь?
- Хором. Этому увлечению не изменял
никогда. Кто сказал, что профессия не может быть
хобби?
- Эх, бывший слесарь, несостоявшийся
корабел, почетный гражданин города Кировограда,
да вам просто повезло, что профессия и хобби
совпали! А если бы поступили, как собирались,
после школы в кораблестроительный, как бы
всесложилось?
Древние говорили, что труднее всего
познать себя. Найти среди множества увлечений
одно - превыше всех.
Ему это удалось.
- Да что такое "хобби"? - пожимает
он плечами. - Сама жизнь… |