В зеркале памяти

К 70-летию Генриха Нейгауза

Из ЧАШИ БЫТИЯ

Музыка и Генрих НЕЙГАУЗ

Проект Юрия Любовича и Александра Чуднова Октябрь 2004 года

     Вспоминается зима 1922—1923 гг. Нейгауз сыграл тогда в двух концертах все десять сонат Скрябина. Для многих слушателей это было открытием и Скрябина, и Нейгауза. И невозможно было отделить одно от другого: весь скрябинский мир с его пламенностью, стремительными взлетами, томлениями — все это, казалось, исходило от личной настроенности и воли исполнителя. Нейгауз будто не исполнял Скрябина, а тут же, на эстраде сочинял его музыку. Это впечатление не было случайным: способность полностью, безраздельно отдавать себя миру исполняемой музыки — характерная черта Нейгауза-артиста.
     Психология исполнительского искусства — явление сложное, не всегда до конца осознаваемое. Мы слушаем иногда исполнителя с законченным, уверенным мастерством, блеском, профессиональной эрудицией, но не ощущаем в нем артистической личности. В других случаях индивидуальность исполнителя выражена с полной отчетливостью, она производит впечатление и даже способна увлечь, но в ней есть известная узость: своя настроенность, своя манера, свой принцип господствуют у такого артиста над духом исполняемой музыки. Бывает и так: перед нами - артист с яркой индивидуальностью, но при этом источник его творчества очень широк. Неистощимое увлечение и восхищение самим искусством, точнее говоря, жизнью, воплощенной в искусстве, - вот главный внутренний стимул его творчества. Он индивидуален, но не субъективен; личное в его исполнении - не что иное, как особенный дар принадлежать общему, умение без конца переживать «чудо» жизни и искусства и заражать этим чувством других.
     Именно к последнему типу художников относится Генрих Нейгауз. В нем всегда привлекает юношески романтическая отзывчивость к искусству. По поводу одного из своих любимых мест в Четвертой балладе Шопена он пишет: «Само собой понятно, что таких «особо прекрасных» мест... в музыке сотни, тысячи и десятки тысяч - столько же, сколько прекрасных видов в природе, надолго приковывающих к себе путника - пешехода и заставляющих его часто к ним возвращаться. Я иногда сам себе удивляюсь... что при работе с учеником, скажем, над Баркаролой Шопена (которую уже проходил сотни раз), при углублении в ее неслыханные красоты... я при этой чисто разъяснительной аналитической работе часто впадаю в инфантильный восторг и с трудом удерживаю слезы радости, что такое чудо существует на свете. Но ничего удивительного в этом нет. К красоте искусства нельзя «привыкнуть», как нельзя привыкнуть, отнестись равнодушно к красоте майского утра, безлунной летней ночи с мириадами звезд и тем более душевной красоте человека, которая является первопричиной и источником великих дел в искусстве». ( Здесь и в дальнейшем высказывания Г. Г. Нейгауза цитируются по его книге «Об искусстве фортепьянной игры»).
     Конечно, без профессиональной культуры и техники невозможно настоящее художественное мастерство. Но в профессионализме всегда таится большая опасность: возможность перемещения акцента с творческого созидания на «делание» искусства. Такое перемещение - путь к профессиональной рутине.
     Дар одухотворенного восприятия искусства уберег Нейгауза от этой опасности. Не часто встретишь крупного артиста-профессионала, кто был бы так свободен от мертвящей стороны профессионализма. Для многих современников Нейгауза его трактовка ряда композиторов оказалась в известном смысле «проверкой истины». Когда хочешь себе представить «естественного» Баха, Бетховена, Шопена, Шумана, Брамса, Скрябина, т. е. представить облик музыки этих композиторов без напластований разных исполнительских манер, без выдуманных догм того или иного стиля, без музейно-академической скуки, иначе говоря, если хочется расчистить старый холст так, чтобы на нем засверкали во всей своей чистоте авторские мазки, — часто начинаешь воображать: а как бы сыграл это Нейгауз? Как бы он внутренне настроился, как бы душевно собрался для этой музыки и даже как бы выглядел и как прикоснулся руками к клавиатуре...
     Общение с Нейгаузом увлекательно не только тогда, когда он играет, но и когда говорит об искусстве. Широта его знаний в различных областях духовной культуры огромна. Но особенно важно, что знания для него - не кладезь профессорской учености, а живая атмосфера мысли современного человека. И когда в его богатых аналогиях и обобщениях звучат имена Гете и Пушкина, Рафаэля, Данте и Блока, чувствуется, что они все для него живые соратники в родном деле искусства, творимого сегодня.
     Нейгауз - противник преподавания, основанного на менторстве, мелочной опеке и натаскивании учащегося. Его привлекают занятия, в которых учи­тель в узком смысле слова превращается в старшего друга по искусству. «Я хочу, - пишет он, - остаться одним из многих жизненных двигателей ученика, одним из впечатлений его бытия наряду с другими, пусть более сильными или более слабыми».
     В классе консерватории, как и на эстраде, Нейгауз - прежде всего артист, воздействующий силой своего творческого воображения, своим духовным и профессиональным опытом. Ответ на это воздействие зависит, разумеется, в большой мере от степени дарования ученика. Подлинный талант вскоре превращается в желанного собрата по искусству. Но как быть с людьми средних или вовсе заурядных способностей?
     «Когда я занимаюсь какой-нибудь прекрасной музыкой с различно одаренными учениками, мне ясно представляется график работы: одному до этой музыки рукой подать, другому - тысячу верст пешком пройти. Но это не меняет моего отношения к музыке (отдаленная «звезда» не перестает ясно сиять передо мной), я меняю только педагогические приемы».
     «Отдаленная звезда не перестает ясно сиять» - это сказано по-нейгаузовски легко, будто мимоходом, но с большой значительностью. Пусть в тех или иных случаях праздники замыслов и творческих внушений кончаются буднями посредственных результатов, — но покуда «звезда не перестает сиять», искусство живо. А раз оно живо - будут и таланты, будут и подъемы к настоящим вершинам. Свою оптимистическую формулу педагога Нейгауз излагает так: «Таланты создавать нельзя, но можно создавать культуру, то есть почву, на которой растут и процветают таланты».
     Многое из творческих находок Нейгауза, из его духовного опыта еще должно быть высказано. Многое еще посчастливится услышать его ученикам. Хорошо, если бы все это можно было также и прочесть. Ведь Нейгауз - один из самых ярких современных писателей о музыке. Мы ждем от него и новых артистических успехов, и новых музыкальных книг.

Д. Житомирский

Журнал «Музыкальная жизнь» № 7, апрель 1958 года